»  Личный опыт  »  Поиск и другой опыт

Годы моих исканий

Я  родилась в Бретани в апреле 1952 года. Как и все дети на земле, я росла вместе с историей моей страны. В религиозном плане Христос и Дева Мария определяли единственный путь достижения рая, и с ранних лет меня усаживали каждое воскресенье на скамье в церкви, в которую приходила большая часть моих односельчан. Это было "так надо"! Все следовали дорогой, проложенной предками. Воскресная церемония длилась один час, нескончаемый час, пока он длился, я предвкушала в уме, как выпью стаканчик лимонада со сладостями, которые ожидали меня в кафе после службы. Как все было серьезно и мертво внутри высокого здания, где истощенный Христос не прекращал страдать на кресте, где священник и его паства отправляли службу на латыни. То ли холодная атмосфера стен из серого камня отсвечивала бледным светом на лица всех собравшихся, то ли это был чувство неудовлетворенности, что никогда не достичь Царства Божьего, описанного священниками. То ли это был еще страх закончить тем, что окажешься в аду, несчастные бедные грешники, презренные Богом Всемогущим? Возможно, все вместе одновременно! Но это нельзя было сравнить с ярким цветом, который аперитив и тонкие вина отражали на те же самые лица, скученные в кафе после мессы! Да, там возвращалась жизнь и кровь текла по жилам в том же ритме, в котором "Мартини" и "Сент-Рафаэль" выливались в стаканы, пока не встретятся все руки поднятыми, чтобы пожелать долголетия и здравия веселой компании! Усилия привести к общности и святому причастию, которые прилагал священник у алтаря, достигало цели в тысячу раз лучше вокруг простого стола в бистро.

Однако, возбуждение, которое царило среди испарений алкоголя и дыма – не ладана на этот раз, а сигарет – не могли меня очаровать. Конечно, я не могу упрекать моих бабушек, одетых в их черные воскресные пальто, в том, что они жадно обменивались сплетнями квартала один раз в неделю. Но они, казалось, забывали очень быстро о тонком мире, в который их пытались ввести несколькими мгновениями ранее в "доме Господа". За соседними столиками мужчины сжимали, как что-то ценное, свои рюмки на ножках сильными руками, красными от грубой работы на земле, в шахте или заводе. Они спорили и шутили громко и грубо, как деревенские жители, а тяжелая материальная реальность, которую они держали в сердцах, уже рассеяла воображаемый образ Христа и туманный, но успокаивающий облик его Матери.

У нас не было времени мечтать! Нужно было быть реалистами, то есть работать и использовать себя, если надо, особенно не раздумывая о судьбе. Любая польза, неосязаемая невооруженным глазом, предписывалась лени, нерадению, то, что с ужасом воспринималось в этой северной стране. Также, если кто-то демонстрировал склонность к сферам тонкого порядка, это считалось абсолютно бесполезным для обеспечения прочного будущего. Такой человек считался "тунеядцем, особенным, гордецом" и, как ни странно, "буржуа". Он хотел оторваться от корней и претендовал быть "выше других". Какой смысл утруждать мозги? Вполне достаточно ходить на мессу, как другие жители деревни, даже если это иногда выглядело жульничеством и маскарадом. Церковь и ее служители существовали всегда, за это их нужно уважать, это наш долг! Священник и монахини общины ведь заслуживают свою часть съестных запасов, когда наши щедрые фермеры забивали теленка или свинью? Поступая так, наши добрые семьи надеялись привнести некоторую сочность в аскетичную жизнь молодой монахини, которая по невинному мнению некоторых, должно быть, имеет все качества, чтобы сделать счастливым мужа, вместо того, чтобы так бесполезно проводить свою жизнь. Со священником та же история. Одна из церковных служащих сумела получить его согласие и они сформировали нормальную семью, как мы все в нашем селе. Но они не отважились широко обнародовать эту тайну попирания целибата (обета безбрачия в католической церкви), потому что все священники и монахи ратуют за семейный союз чистый и духовный, недостижимо высокий для соседей и кузенов бретонцев: речь идет о женитьбе с Христом.

Если мое окружение, кажется, свыклось с этими объяснениями невпопад и скучными ритуалами, то со мной было иначе. Я ощутила очень рано глубокое отвращение к этой религиозной мимикрии. Я не понимала, почему эта когорта в черных сутанах и черных накидках держала абсолютную власть над нашей духовной жизнью, так как ничего или очень мало в их подходах было того, что отражало величие Христа. Их слащавые речи несли отпечаток фальшивой доброты и их натянутые улыбки, изображающие дух милосердия, загоняли меня еще глубже в саму себя. Я забыла многое из своего детства, но я, наверное, никогда не забуду слова одной из церковных наставниц, когда мне было около 6-7 лет: "Лишь католическая религия - хорошая, протестантская - нехорошая, а все другие религии – это язычество!"

Под "всеми другими" следовало понимать африканские племена, которые надо срочно обращать (в католицизм), поскольку они еще поклонялись лишь изначальным силам природы. Но те, кто произносил имя Мухаммеда и поклонялся богу с именем Аллах, не имели ни малейшего шанса быть замеченными: крестовые походы не имели успеха в том, чтобы были услышаны доводы разума! Что касается Будды и Кришны, наша наставница их никогда не упоминала, так как она о них, скорее всего, не знала. Магреб (арабские страны Северной Африки) имел тесные контакты с Францией, но Азия с ее бронзовыми статуями и идолами о трех головах и четырех руках еще оставляла нас в покое в то время. К счастью для этого континента, ведь какие определения нашла бы школа, чтобы обозвать это другое проявление язычества? Если я и не оставалась смущенной после этих уроков катехизма, то только потому, что мои родители не имели того же видения вещей, хотя они тоже посещали церковь. "Черные и белые стоят друг друга, и все религии тоже. К тому же, если бы мы родились в их странах, мы бы были такими же, как и они!" – говорили они беспристрастным тоном.

Их простое сердце и здравый смысл привели их прямо к этому выводу без особой предварительной гимнастики ума. Моя мать, в особенности, умела представлять все вещи в их истинной ценности, и будущее доказало мне реальность их убеждений, так как во время моих путешествий я оказалась в доме, где жили люди разных национальностей. Они любили слушать рассказы об обычаях в других странах и принимали с забавным удивлением манеры видеть и делать вещи без всякого желания противопоставить их суждения или намерения узнать, какая из культур более развита.

Именно так я открыла для себя, что мое рождение сделало меня христианкой, но что в реальности я была "христианкой по воле случая". Я могла бы родиться в Китае, Индии или арабской стране, следовательно, я ничего не должна была католическому институту, неспособному, кроме того, пробудить во мне внутренний огонь. Вместо этого, так же, как и мой отец, я чувствовала, что была охвачена этой величественной силой, когда мы созерцали необъятную ширь моря или небесного свода летними ночами. В эти моменты я понимала бессознательно присутствие божественного фактора. Если Христос должен был поднять меня до своего собственного состояния величия, то благодаря поискам подобных состояний души, потому что я становилась великой сама. Это давало мне крылья, которые, если чуть повезет, почти смогут помочь мне ступать по воде, как это делал Сын Марии.

В этих условиях было ясно, что в моем сердце больше нет места скамьям в церкви, даже если они приятно пахли пчелиным воском. Мы часто ссорились с отцом из-за противоположных взглядов, пока я не достигла возраста 19 лет, потому что, если по своей вере и искренности он выделялся среди тех, кто шел за толпой по привычке, тем не менее, это узаконенное место было в его глазах тем уголком, где надлежало поклоняться Создателю. Хотя я точно решила поклоняться ему снаружи, если я его когда-нибудь встречу! Между тем, ссоры по этому поводу никогда не приводили к послаблению дочерней любви и чувства глубокого уважения, которое я испытываю и поныне к этому чувствительному, справедливому и чистому человеку.

Несмотря на все это, годы текли мирно. Мои сестры и я стали взрослыми, и однажды мой отец объявил соседу, что он нежно любит своих четырех дочерей, но не по воскресеньям! Тем не менее, он сдержал свое обещание, что мы будем вольны решать сами, когда мы начнем зарабатывать свои собственные деньги. Когда я получила свою первую должность воспитательницы в 19 лет, я тут же освободила скамью в церкви, а он никогда больше не вмешивался в мои решения ни по этому поводу, ни позже. Как только я задумала покинуть семейное гнездо, меня охватила глубокая депрессия. Мне было 20 лет. Такой чудесный, долгожданный возраст не дал мне того, на что я всегда надеялась - уверенности в себе и ясного осознания внутреннего спокойствия. Совсем наоборот, я была робкой и неуверенной. Мне казалось, что я - уязвимая букашка в этом безжалостном мире гигантов. Я страдала от сильного комплекса неполноценности и не пыталась брать на себя никакой ответственности. Более чем кто ни было, я была вправе требовать от системы того, чего я хотела, ведь я была дочерью рабочего. Но ни один звук не сорвался с моих уст. Я восхищалась впитанными убеждениями студентов (я снова училась в университете) перестроить французское капиталистическое общество на базе левых принципов равноправия. Ситуация была благоприятной для меня, но темная боль разъедала меня, мешая мне разделить их страсть. У меня была навязчивая идея о приближающейся старости и смерти. Я хотела ее при жизни, хотела от всей души, когда придет тот долгожданный день последнего вздоха из этих уст, чтобы очертить линию нового будущего. Как они не видят гротескную махинацию, которая замышляется уже в корнях их цветущей молодости? Все мне казалось незначительным, бесполезным, ежедневные дела лишенными смысла, и жизнь была предательством. Я шагала в среде этого делового мира, но тревога прочно сидела в моей груди. Я знала, чего не хотела, но не знала, чего хотела, ни себе, ни другим. У меня не было никаких новостей о Боге уже давно, и я спрятала Марию и Ее Сына в глубине розового океана иллюзий. Во мне клокотали черные идеи о самоубийстве. Несмотря на это я еще слишком любила хороший стол, море и дикую землю, чтобы покончить со своей жизнью так быстро. Во мне было любопытное переплетение любви и ненависти к миру и себе самой. К тому же, чувства из прошлого, когда я была ребенком, что я принадлежу другой земле, преследовали всегда и делали меня чужой в окружающей среде. Еще неспособная объяснить это явление тогда, я чувствовала себя так, как будто меня зовут обожженные солнцем земли. Ничего так не согревало сердце, как созерцание картин южных стран с их белыми городами и зелеными водами, обнаженными горами и пустынями. Речь шла не так уж об экзотике, скорее, о некой моей причастности, узнавании местности и воспоминаниях, мистическим образом скрытых в моей памяти. Там, не зная почему, я была "у себя дома", и сладкое блаженство томило мне душу, пока я рассматривала эти картинки. Срочность покинуть своих ощущалась все сильнее, несмотря на доброту и заботу, которой они меня окружали.

В эти беспокойные годы поисков моей личности был важный момент, который я не могу опустить - это фактор шанса, случая, который сопровождал меня на протяжении всей моей жизни, и который я не хотела распознать сразу, потому что мое сердце было в заблуждении. Этот шанс, который я скорее бы назвала моей счастливой звездой и рукой, которая ведет, голос моей совести тот, который из недр моей родной Бретани начал способствовать триумфу желаний дочери каменщика, не вынуждая добиваться поддержки так называемых влиятельных лиц. Что же это была за такая мистическая сила, которая направляла мои шаги, мягко, но уверенно к достижению цели, еще неизвестной. Почему я? Что сделала я, чтобы заслужить это? Не важно, я решила следовать за ней туда, куда она вела меня, чем дальше, тем больше, когда я заметила, что она отвечает моим чаяниям. Что-то, наконец, в этом сложном мире, меня не предавало.

Таким образом, одним чудесным днем 1974 года моя таинственная "путеводная звезда" оторвала меня от Бретани, чтобы я уехала в Италию, как я того очень хотела. Очень быстро эта страна сумела заживить мои раны благодаря присущему ей свойству "commedia dell’arte". В отличие от Франции, которая жила проектами в делах и в будущем, Италия умела положиться на настоящее и ожидать, как обернутся события. Ее ежедневная жизнь - это сцена перманентного театра, где каждый учится быть актером и зрителем одновременно. Мы себя наблюдаем, мы действуем на сцене, мы наблюдаем за другими. Картины сменяют одна другую, декорации меняются без боязни, что возникнут новые краски и новые очертания. У всех есть время играть роль, которая представляется в каждый момент дня.

Несмотря на социально-экономичекские проблемы, эта страна щедро наделяла спокойствием жизни, тем спокойствием, которое испытываешь еще на руках у матери. Все мои страхи и тревоги постепенно покинули меня, я даже не заметила как. Мне казалось, что ничего неприятного со мной не может случиться под этим голубым небом. Особенно под небом Сицилии я испытывала то, что я называла "эпохой коллективного материнского сознания", в которую все попадались, и которая сохраняла каждого, кто жил и дышал в тени ее защищающих крыльев. Ей отдавалась забота о завтрашнем дне. Чтоб лучше жить сегодня. Жизнь мне всегда казалась фарсом плохого вкуса, и вот сейчас она казалась игрой, приносящей наслаждение, правила которой Италия хорошо знала. Отдавая себя течению событий, я поняла, что закрытая дверь прячет в себе другую, всегда открытую. Каждый замысел, не доведенный до конца, открывал место ситуации также очень приятной, при условии, что мы смогли поймать жемчужины, предлагаемые текущим моментом. Для французского восприятия последователей Декарта, привыкшего опираться на запланированные действия, этот средиземноморский образ восприятия жизни был невыносим. Французы думают головой, тогда как итальянцы сердцем. Таким образом, если голова может уважать сроки и заполнять установленные условия в соответствии с рациональными качествами, сердце вместо этого отвечает спонтанностью эмоциональных законов.

Конечно, не нужно думать, что, извлекая пользу из этих средиземноморских подходов, я хотела бы порекомендовать их всем. Понятно и без слов, что Италия страдает политически и экономически от своего слишком "спонтанного" поведения! Таким же странным может показаться и то, что я открыла в этой бесконечной игре "комедии" истинное измерение смерти. Она неразрывно связана с жизнью, и жизнь существует лишь благодаря ей. Смерть, которая меня так тревожила, смеялась со мной сейчас и мне открывала свою иллюзорность день ото дня! Она была совсем живая, именно она! Если она притворялась и принимала умирающий характер, то только потому, что она просто была в состоянии ожидания возобновления жизни с новой силой. Ничего не развлекало меня лучше, чем ожидание прихода нового дня, который начинался серым и вдруг неожиданно вновь вступал в свои права. И напротив, если прекрасный момент подходил к концу, я не пыталась его задержать. Я знала теперь, что он вернется в той или иной форме.

Таким образом, школа жизни, а не интеллектуальный демарш, привела меня к следующему заключению - нужно принять смерть в каждый момент жизни. Чтобы жить, нужно принять умирание сотни раз для возрождения в красоте всегда нового восхода. Благодаря смерти мы растем и становился тем, кем должны быть. Проблемы человека происходят из того факта, что поражение или впечатление закрытой двери побуждают его жадно хвататься за собственный каменистый островок из-за боязни неизвестного. Ему неведомо, что, растворившись в океане неисчерпаемых ресурсов, он избежит разрушения островка. Как только это установилось со всей очевидностью в моем сознании, я, более не трепеща от страха, соединила арпеджио смерти с прекрасным концертом жизни.

Как только этот важный конфликт был смягчен, мое внутреннее естество обогащалось день за днем. Я начала использовать такие слова, как "космос" и "бесконечность" вовсе не для того, чтоб блистать в моем окружении афористической специальной терминологией, как это любили делать некоторые. Я осознавала, что касаюсь нового измерения. И правда, я была бесконечной, так как смерти не существовало. Величие космоса открыло мне свои двери, поскольку я чувствовала, что мной управлял невидимый закон, более главный, чем законы людей. Я постепенно осознавала что существа, сами по себе, не были так важны в реальности, как обстоятельства, которые их поставили на моем пути. Я их ощущала, скорее всего, как инструменты этого коллективного сознания. Их индивидуальность имела смысл лишь в соответствии с этим сознанием, а не в оторванности от него. Через это восприятие мне впервые показалось, что мое тело и моя душа (я не знала еще, как называть эту силу, которая толкала меня вперед) были два отдельных элемента. Определенная вещь, душа, которая жила во мне, была исключительно выше моего тела. В возвышенные моменты, предоставленные мне обстоятельствами, мне вверялось высшее измерение, которое было в одночасье наполнено миром и возбуждением. Сицилийский пейзаж, например, имел дар поднимать мою душу к чему-то бесконечному, когда не ощущалось давление тела, причем внутренняя сила, переполнявшая мое сердце, казалась более нужной мне, чем мое собственное дыхание. Не нужно думать, что эти моменты возвышенности бросали меня на землю в конвульсиях, в состоянии транса или других необычных реакций. Все это происходило в тишине и безмятежности как может быть со многими из нас.

Если я не была материальной, а какой-то энергетической силой, тогда кем же я была? Если я касалась бессмертия и космоса, какого же типа существо я? Кто может ответить мне? Очевидно, не Сицилия на этот раз, какой бы очаровательной она ни была. Я верила, что нашла свою родную землю в Италии, и я сожалела, что она не была в состоянии ответить на все мои вопросы поэтому, как только представится случай, я должна буду ее покинуть. Чтобы ехать куда? Может быть, я должна была двигаться далее на восток. Мой мозг подавал мне мысль о новых горизонтах - Марокко, Тунис, Египет, Алжир, Индия, Южная Америка. Но "путеводная звезда", гораздо более уравновешенная, кричала все громче: "Лондон, именно в Лондоне тебя ждут". Следуя этим советам, я получила должность ассистента в лондонском лицее, и я оставила Палермский университет, где открывалась для меня карьера. Перед отъездом профессор кафедры социологии в частности сказал: "Как бы я хотел иметь силы и кураж преодолеть путь до конца! Здесь мы забылись сном в тени славы прошлого! Мы, оцепеневшие, слишком устали, чтобы вновь подняться!"

Я не ответила ничего, но я понимала хорошо, что не проявила доказательств никакой храбрости, так как речь не шла хоть сколько-то о моем выборе. Мне было продиктовано высшим законом, который уносил меня по течению и обеспечивал меня всеми своими преимуществами. Нет ничего более простого! В благодарность я вверяла ему свою жизнь и удивлялась, как углублялось мое понимание его.

Впервые я поблагодарила небо, за то что оно позволило родиться мне в Бретани, так как без этого вкуса к работе, борьбе и формированию личности, которые вдалбливались в голову в этом северном крае, я могла бы присоединиться к дремлющим на скамье, где хорошо погружаться в мечты и беседовать в летнем зное в компании с цикадами, утопая в аромате жасмина. Мечты, которые, как известно, никогда не приняли бы форму.

Я бы не задерживалась на замечательных событиях, которые привели меня в Лондон, если бы не хотела показать, что моя "путеводная звезда" подбросила мне неожиданно знаки и символы, которые подтверждали правильность направления хода событий. С тех пор я знала, что направляюсь в Британскую столицу, чтобы получить определяющий ответ, ключ ко всем моим вопросам. Что-то великое, чудесное, возвышенное должно было свершиться на берегах Темзы. В какой форме? Было слишком рано говорить об этом. Но этот поворот событий собирался принять определенный характер в том смысле, что развалины древней крепости во мне должны были обрушиться, чтобы внезапно проявить высшую Реальность моего естества и вселенной.

Во всяком случае, у меня было несколько указателей, каким направлением следовать. По приезде в Великобританию я должна была открыть йогу! Мне было 28 лет, и до этого эта область никогда не привлекала моего внимания. Но несколькими месяцами ранее, до того, как я попрощалась с Сицилией, один из моих учеников показал себя замечательным инструментом в руках судьбы. Я призналась ему, что, отдав предпочтение Лондону, я тут же получила место в лицее. Более того, удача падала на меня, как обычно сваливаются несчастья. Это становилось почти пугающим. Обычным тоном, который не выдавал ни малейшего удивления, ученик ответил: "Ты думаешь, что ты не делаешь ничего, но в реальности ты делаешь много! Сила твоего желания сильнее всего! Это желание излучает вибрации, которые передаются туда, куда они направлены, причина по которой осуществляются результаты такого рода". Привыкнув к оригинальности итальянского юмора, всегда утонченного, я разразилась смехом. "Не думаешь ли ты, что Лондон несколько удален от Палермо, чтобы хранить милостиво объект моих желаний?"

Однако с этого дня его точка зрения мне казалась все более и более очевидной. Все, что я переживала, сходилось на этой гипотезе, что мы свляемся больше энергией, чем телом, космическим танцем вселенной. Это то, что я подозревала время от времени, факт привлечения хороших ситуаций и отталкивания плохих, факт, что некоторые лица действуют как настоящий магнит на свое окружение, возвращая им потерянную силу духа, тогда как другие, напротив, являются настоящими поглотителями этой энергии. Безусловно, существовал фактор "вибраций" в наших отношениях, который заслуживал того, чтобы его усилить.

Тот ученик принес мне книгу по философии йоги, которая была представлена там как союз с Вселенским Духом, а не как дыхательная гимнастика, с чем я связывала йогу до этого. После прочтения я поняла, что уже некоторое время я была связана с этим Духом, или скорее ощущала его знаки то тут, то там. В маленькой книжке упоминалось также о духовной энергии внутри каждого, которая осуществляет этот союз с Духом. Она называлась на санскрите Кундалини, и моя пресловутая "путеводная звезда" будто бы странным образом совпадала с ней. В другой главе описывалась важность качества вибраций в отношениях людей.

"Йога" излагалась, как проявление союза между индивидуумом и Духом, прекрасно соответствовала цели моих исканий, так как, сам по себе, этот термин, услышанный из уст разных людей в случайности моих встреч, мне всегда казался чуть подозрительным. Я остерегалась всеобщего западного увлечения всем индийским. Ничего меня так не раздражало, как рассказы тех, кто выставлял напоказ свои "сенсационные, гениальные" философские открытия. То, как они показывали полученное "просветление" в медленных жестах, таинственных улыбках, а также отрешенность от материальных вещей этого низменного мира. В то же время большинство из них внимательно следили за тем, как бы им не отдалиться от бумажника папы или хорошо обставленной квартиры лучшего друга. Итак, йога в среде этих новых идеологий отвечала более всего моде и просто входила список крутых развлечений.

Я никогда не следую моде, даже если приходится, как и всем, терпеть ее последствия. В йоге, которую практиковали некоторые мои друзья, я не видела интереса. Например, надо было научиться разбивать на фазы дыхание, но зачем, ведь это так естественно происходит? Мой внутренний опыт трансцендировал это дыхательное движение, поэтому мне не было необходимости следить за своими легкими. К тому же, у меня не было никакого желания подвергать свое тело многочисленным искривлениям для достижения этапа внутреннего покоя, потому как события принесли мне уже гораздо больше, чем наилучший покой и легкость без завязывания моих рук и ног в сотни узлов. И все это осуществлялось в очень медленном ритме, тогда как я спешила достичь цели. Мне нужен был ответ срочно. Я это чувствовала, я чувствовала его здесь, очень близко, готового обнаружить себя без прохождения через всю эту искусственность и принуждение. Йога, которую я сделала бы своей, должна была обеспечить ответами на все тайны существования, а также дать объяснения, касающиеся феномена вибраций в интер-рациональнам поле. Также необходимо интегрировать каждую минуту своей жизни, так как я не имела ни малейшего желания засовывать йогу в часы досуга на следующей неделе.

Мне тяжело описывать волнующее состояние, в котором я оказалась по приезде в Лондон в октябре 1980 года. Три недели спустя, 6 ноября, мое долгое ожидание должно было завершиться, и Учитель Вселенной должен был дать мне окончательный ответ своей великой игры. Конец загадкам и играм в прятки! Именно посредством йоги осуществилась эта встреча. Она называется Сахаджа Йога.

Сегодня я знаю, что Бог существует, но я могла потерять Его навсегда, благодаря религиозным институтам моей страны. Сегодня я знаю то, что представляю по-настоящему Христа во мне. Я могу оказаться безусловно претензионной, так как я держу в руках нить Ариадны, которая помогает мне подняться к нему. Однако я не кичусь в гордыне оттого, что установила связь с Марией и Ее Сыном, поскольку у меня нет намерений снова стать христианкой для этого. Я иду рядом с Иисусом из Назарета, но я не знаю Иисуса христиан. Я отвергаю религии, которые установили недоверие между людьми. Я отвергаю религии, которые заточили вселенские вести Посланника в до смешного узкое пространство одиозного сектантства. Почему мы не способны следовать своей внутренней религии? Почему? Благодаря Сахаджа Йоге, я восстановила целостность моего внутреннего существа, и я объединилась с Богом.

Флор Десье. Предисловие к книге "Свет Корана"